Сага о Белом Свете. Порнократия - Евгений Черносвитов

У одной пассажирки эти мысли точно возникли – совсем юной особы, протянувшей ручку помощи «старичку». У… монашки! Она заплатила за проезд пожилого мужчины, и сейчас неловко скользила по сиденью, одной рукой поддерживая подол монашеского одеяния, а другой – подхватывая сумку своего пассажира. «Спасибо, дочка! Спасибо, я сам…» – сказал пожилой мужчина, твердой поступью входя в салон со своими котомками, явно оберегая цветы. И у него получилось довольно-таки ловко, без лишних движений, войти и сесть рядом с монашкой, поставить сумку, так, чтобы она не мешала, между своих ног, при этом освободив ее ручки от прелестных пальчиков монашки. Он аккуратно поставил пакет с букетом перед собой. Букет спрятал его лицо, оставив только глаза. Когда все это он сделал, он повернулся лицом к своей меценатке, посмотрел ей в глаза, и на миг сильно напрягся. Девушка-монашка это поняла, ибо его пальцы сжались крепко в кулаки, а зрачки мгновенно сузились, как у снайпера перед выстрелом! Она встревожилась, видя такую перемену в «соседе», прямо противоположную должной! Ведь он в теплом салоне, удобно сидит, хорошо уложил свои котомки, поразил всех пассажиров необычным букетов экзотических цветов. Что, это с ним? Может сердце? «Вам плохо?» – Тихо спросила она, наклоняясь к его уху. Для этого ей пришлось слегка отодвинуть букет. Маршрутка тронулась, и от небольшого рывка ее полураскрытый рот прильнул к уху «старичка», словно собрался укусить его за мочку!

До инцидента с «мочкой уха», монашка успела краешком глаз разглядеть своего «дедушку». И решить, что эпитеты – «старичок», и даже «пожилой человек» – к нему как-то не подходят, несмотря на совершенно седые волосы и такого же цвета, коротко остриженную шкиперскую бородку и густые усы… Она даже заметила, что у него крепкий подбородок, с выраженной ямкой посредине. А морщины только на лбу, как шрамы.

«Нет! Все – в порядке. Просто, глядя на Вас, я о чем-то вдруг задумался – пока не знаю, о чем! Это у меня с детства!» – спокойно ответил пожилой мужчина, опять повернувшись к соседке лицом и утопая в ее зрачках. Девушка от этого пристального взгляда почувствовала, как холодок струйкой пробежал по ее спине – от затылка до копчика. И это не было, неприятно! И еще ей показалось, что руки ее и колени сильно задрожали! «Во, дожила! – Мелькнула у нее вероломная мысль – Скоро на первого встречного мужчину буду кидаться! С монашеством пора кончать!» Но, тут же, эту мысль сменило ощущение острой душевной боли. Настолько сильное, что она прикусила нижнюю губу, чтобы не заплакать… Мужчина, видя перемены в собеседнице, отвел глаза и уставился в телевизор, какие теперь во всех московских маршрутках. Так они доехали, молча, до последней остановки – метро «Речной вокзал».

Он вышел первым. Поставил котомки на землю и галантно протянул руку выходившей монашке. Она оперлась на его руку левой рукой, поддерживая, слегка приподняв, подол платья, правой. Сойдя со ступеньки, она встала перед своим неожиданным попутчиком. Очень близко к нему, ибо сзади спускались пассажиры маршрутки, а с боков стояли другие маршрутки вплотную друг к дружке. Она открыла рот – он заметил, что ей хочется что-то сказать на прощанье, но слова не находились. И он, тогда, словно опомнился – протянул ей пакет с цветами: «Это Вам! Нет, нет, я не собираюсь с Вами таким образом рассчитаться. И даже не потому, что мне некому его дарить. Я, видите ли, живу один. Еду с дачи, где у меня небольшая оранжерея. Везу их себе самому в московскую квартиру. Не люблю приезжать сюда. Вот „кусочек“ дачи и прихватил!» Он выпалил эти слова, протягивая девушке пакет, улыбаясь. На чисто выбритых щеках его появились симпатичные ямочки. А она, дождавшись, когда он закончит говорить, вдруг отстранила пакет и… бросается ему на шею!

«Сережа! Сережка…» – громко воскликнула она и, обняв незнакомца за шею, крепко к нему прижалась, положив голову на его плечо…

На сей раз, он решил, что с ней плохо: приступ! Бросив пакет на землю, взял ее голову ладонями и посмотрел ей в глаза. Огромные зрачки указывали, что она в состоянии «помраченного сознания»! Мужчина был психиатром. Он приготовился ее удержать, если начнутся судороги, и решил, что это приступ эпилепсии. Поэтому, очень крепко прижал ее к себе, обхватив за плечи руками в кольцо. Так они и стояли, слившись воедино, держа друг друга в крепких объятьях! В голове у него замелькали мысли: психически больные часто идут в монастырь. Сейчас почти в каждом монастыре есть врачи-психиатры и психологи. Одно его сильно не то, чтобы смущало, а отводило от экстренно поставленного монашке диагноза эпилепсии. Она назвала его имя! Откуда она может знать его? Юные особы давно уже не зовут его по имени, а – «дедушка», или «Сергей Васильевич»… Да и он что-то не помнит, чтобы последние пять – десять лет общался с юными красавицами, да еще монашками!

Пока он разбирался в своих мыслях, наблюдая глазами психиатра за своей «пациенткой», она стала приходить в себя! Глаза прояснились. Они были невероятно красивые: «…Синие, синие, в обрамлении черных ресниц…» – как говорил великий поэт, на которого он когда-то был очень похож! «Интересно, – мелькнула у него мысль, уже не психиатра, а… – если бы Есенин дожил до семидесяти лет, был бы он на меня похож?»

«Извините! Я не больная!.. Это… совсем другое!»

«Разрешите мне проводить Вас домой? – Сказал мужчина. – Я никуда и ни к кому не тороплюсь».

И, не дожидаясь ответа, разжал объятья, сунул девушке в правую руку пакет с цветами, и свободной рукой взял ее под руку:

«На метро или пешком?»

Было уже около 24 часа.

«На такси!» – твердо сказала монашка, и улыбаясь, добавила игриво: «Ко мне или к тебе?» Он несколько опешил от такого поворота дел, потом мелькнула мысль, а не проститутка ли она, заманивающая образом монашки, клиентов? Но, другая мысль, отогнала хульную свою предшественницу: «Какой из меня, старика, клиент? Денег на маршрутку и то нет!» Но и эту мысль отодвинула следующая: «Она – социопатка, половая первертка. Страдает геронтофилией!» Так они продолжали стоять, держа друг друга под руку. Девушка, пока у него мелькали, исключающие друг друга мысли, смотрела ему в глаза и улыбалась! А потом, продолжая улыбаться, словно прочитав его мысли, сказала:

«Я – не проститутка. И не извращенка. Меня не влечет к пожилым мужчинам… И вообще, доктор, я – девственница! Я все Вам расскажу! Мне тоже не к кому и некуда спешить! Раз в месяц я приезжаю домой… Моя квартира в Доме на Набережной. Если ко мне – я беру машину. Если к Вам и Вы живете рядом с метро – пошли пешком. По дороге начну рассказывать, если, конечно, я Вам еще интересна… как „пациентка“?» Он, словно для себя, тихо сказал:

«Я никогда не был в Доме на Набережной. А когда-то мечтал там жить!»

«Значит – ко мне!», – громко и радостно крикнула юная монашка, и кивнула головой водителю, подкатившему к их ногам крутую тачку с распахнутой дверцей…

Продолжение «Двойников». История монашки, рассказанная ею самой, случайно встреченному пожилому мужчине, психиатру, оказавшемуся у нее ночью дома – в квартире из двух этажей с пятнадцатью комнатами, в Доме на Набережной.

Don’t you know? We’re connected

by an invisible chain. It’s very long, very

light. But also very strong. It can’t rust.

Can’t break. And the only thing that can sever it is if you ever stop loving me1.

Она решила сбегать в кафе, что рядом со зданием на проспекте Вернадского, где она училась сразу на двух факультетах «домашнего» МГИМО – международно-правовом и международной журналистики. Конечно, «домашний» ведь ее прадедушка был ректором Университета. А прабабушка и бабушка – деканами! Папа перед ее поступлением, выкраивал время, чтобы почитать лекции в разных клубах и землячествах, куда его постоянно звали студенты! А двоюродных дядь и теть в МГИМО – было по несколько на каждом этаже! Ну, в крайнем случае, по одному родственнику точно! Конечно, огромные перемены произошли в МГИМО, как говорил папа, со дня распада СССР. Но она, родившаяся в свободной России, не знает, каким был МГИМО, когда ее не было. Сейчас, так уж она устроена видно, ничего плохого она не замечала: ей было хорошо и уютно в здание, по адресу Проспект Вернадского, 76!

Одно ей не нравилось – кофе! Поставили автоматов по несколько штук на каждом этаже: хочешь пирожок горячий – брось монетки и… пожалуйста! Но, разве эти пирожки можно хоть как-то сравнить с теми, которые пекла… профессор международного права, ее бабушка? А про кофе и говорить не хочется. Вот поэтому, в перерывах между занятиями, она бегала в маленькое кафе, что через проспект сразу, и пила там, смакуя, «капучино» двойной, каждый глоток сопровождая ложечкой сливок, специально для нее сбитых… Кафе было из одних стекол, в хорошую погоду они убирались, и ты оказываешься на улице: пьешь кофе и медитируешь, глядя на людей, которые торопятся в разные стороны. Держась за ручку двери, собравшись ее открыть, она услышала, как ее окликает новая подружка: